Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]
Я обрадовался, когда он ушел. Этот говорун раздражал меня.
Поднялась багровая луна. За дальними кустами завывали шакалы. С другого края поляны, у опушки леса, слышались свистки и оклики солдат. Раздалось несколько раскатистых выстрелов. Неужели Мильройса убили около желтых флажков? Вероятно, он хотел убежать из этого очага смерти.
Позже на фоне бледно-синего предутреннего неба появилась фигура склонившегося надо мной китайца, который пытливо смотрел на меня. Потом китаец исчез, и мне приветливо улыбнулся мистер Уолсон.
Я открыл глаза, передо мной стоял Мильройс и спрашивал меня:
— Вы не кашляете, Пингль? Это хорошо. Если захочется кашлять, то ложитесь лицом вниз. Так будет легче.
Луна багровела на верхушках сумрачного леса. Бесстрастную тишину тропической ночи нарушали кашель больных и редкие выстрелы.
Мильройс прислушался.
— Они уже прикончили всех собак и убили одну женщину. Теперь стреляют на всякий случай. Меня они знают. Но все-таки, наверное, опасаются, что мы будем пытаться уйти отсюда. Конечно, с нашей стороны было бы нехорошо бежать. Зачем делиться с посторонними возмездием, которое заслужено только нами?
Эти слова взбесили меня.
— Я не заслужил никакого возмездия. Говорите только за себя. Если хотите знать, мистер Мильройс, я ни за что не уехал бы из дому. Но надо жить…
Солнце взошло. Меня мучила адская жажда. Запас воды в наших флягах был давно выпит. Вода в хижинах была заражена, а чистый колодец находился за желтыми флажками. Мильройс сказал:
— Если вы наглотаетесь пыли, будет плохо. Надо дышать медленно и только носом. Это предохраняет…
Он надел мне на нос и рот марлевую маску. Мне было все равно, и я позволил завязать концы марли у себя на затылке.
Камни накаливались на солнце. Мы сидели у покосившегося забора и молчали, осторожно втягивая ноздрями терпкий воздух. К нашему счастью, ветра не было. По забору суетливо ползали усатые серые букашки, похожие на моль. Юркие ящерицы замирали на горячих камнях и беззаботно мигали своими бисерными глазками. Они были счастливы под солнцем. Чума не тронет эту мелочь вселенной.
— Надо бороться с истощением организма, — произнес Мильройс.
Словно сквозь туман я увидел, как он ловко накрыл ладонью одну из ящериц, поймал ее и съел. Подкрепившись, стал еще разговорчивее:
— В Набухатре девятнадцать хижин. В одиннадцати, кажется, все уже умерли.
День тянулся бесконечно. Безмолвие, неумолимое, как судьба, опускалось на это проклятое затерянное селение медленно и властно. Кашель в хижинах постепенно замирал. Мильройс ушел посмотреть, что делается в деревне. Я не верил в его прививки и думал, что он там и свалится. Но он вернулся.
— Алло, Пингль, вы живы? Ну, слушайте. Старый Муххам в крайней хижине еще не умер, я только что от него.
— Кажется, этот кошмар бесконечен, — еле шевеля губами, — прошептал я. — Ваба или мари? Чет или нечет? Игра на жизнь или на смерть?
В совершеннейшем безумии я закрыл глаза.
…На пороге хижины в лучах заходящего солнца сидел седобородый голый индиец и усердно играл на пискливой флейте. Иногда он кашлял и сплевывал на песок. Из-под лилового камня медленно выползли две длинные полосатые змеи с узорчатыми плоскими голосами, разогнали веселых ящериц и прошуршали мимо меня к старику. Они встали перед ним на хвосты, изогнулись и начали плавно раскачиваться, раздувая расписные шеи.
Но, может быть, — это мне только казалось в жутком полусне?
Кончилась еще одна беспокойная ночь. Звезды растаяли в пунцовом отсвете зари. Обжигающее равнодушное солнце снова медленно поднималось над безмолвным селением мертвецов… Я не кашлял. Пить хотелось до судорог. Мильройс, разбудивший меня, стоял спокойный и подтянутый, будто собрался в поход.
— Поздравляю, Пингль. Вы остались целы благодаря прививке: в Набухатре была ваба. Теперь нам надо уйти отсюда… — Он поднял руку. — Ветер с гор чистый… Отлично. Мы подожжем тростник, сложенный у деревенского чаупаля. Надо будет пройти через огонь. Индусы говорят, что смерть не властна над тем, что очищено огнем… Попробуем, Пингль?
Мильройс, вероятно, тоже бредил, но я та возражал против очередного безумия. Он долго возился около связок тростника и каких-то трав, и, наконец, смрадное, тусклое пламя взвилось вверх. Густой дым заволок солнце, Мильройс взял меня за руку, и мы вошли в дым.
Огонь лизнул мне лицо, опалил волосы и одежду. У меня кружилась голова… Инстинктивно задержав дыхание, я подумал; «Упасть — сгореть…» Действительно, в этом аду мне казалось, что лучше упасть и сгореть, чем опять выходить в ужасный зачумленный мир.
Но Мильройс сильной рукой поддержал меня и быстро провел сквозь огонь на другую сторону костра, разгоравшегося громадным пожаром. Влажный свежий воздух удивительной прохладой обласкал меня. В прозрачном хрустале нежного утра за синеватой каймой леса я увидел снеговые вершины, слабо вскрикнул и упал без создания.
ЧЕТВЕРТАЯ ТЕТРАДЬ
I
I
Вероятно, я слишком долго лежал на тростниковой жесткой циновке. Страшно болела спина, а шевелиться было так мучительно, что я даже не мог приподнять веки. Во рту чувствовалась отвратительная горечь. Плутоватое размалеванное лицо Клипса плавало в фиолетовой мгле, освещенное прожектором из-за невидимой кулисы, и улыбалось.
— Сделай прыжок, Пингль, и ты снова станешь чемпионом…
— Не хочу — закричал я.
И в ту же секунду сильные руки энергично приподняли мою голову.
— Сделайте же глоток, Пингль. Пейте, говорят вам.
Стуча зубами о края металлической ложки, я проглотил теплую жидкость, пахнувшую миндалем и шафраном.
Лицо Клипса растаяло..
— Откройте глаз, Пингль! — опять приказал властный голос.
Через распахнутую дверь видны далекие изумрудные горы. Койка, на которой я лежу, придвинута к стене бунгало, а рядом стоят Мильройс и высокая девушка в белом халате.
— Как живем, Пингль? — спросил Мильройс, дотрагиваясь до моей руки, лежавшей поверх покрывала.
— Хорошо. — пробормотал я, еще не зная, сновидение это или действительность. — Что со мной? Чума?
— Нет, всего только реакция на прививку против вабы в мари. Вам удалось выкарабкаться, Пингль. Через два дня будете здоровы и можете путешествовать по любым Набухатрам, если захотите. — Мильройс улыбнулся и обратился к девушке: — А может быть, Пингль погостит у нас? Как вы думаете, Лиз?
— У нас совсем неплохо, профессор, — мягко ответила Лиз.
— Вы будете жить здесь, Пингль, — сказал Мильройс. — Слуга Хо присмотрит за вами, пока вы еще нездоровы…
